Когда я вскоре вышел из весовой, собираясь ехать домой, дорогу мне застенчиво преградила высокая, нескладная фигура Джереми Фоука.　

— Глазам не верю, — сказал я. — 　Я ведь… э-э… вас предупреждал.　Чего вы хотите?　Э-э, да… ну…　Исключено, — отрезал я.　

— Но вы же не знаете, о чем я хочу попросить.　

— Догадываюсь, и делать этого не хочу.　

— Гм, — сказал он. — Вас просит приехать ваша бабушка.　

— Абсолютно исключено, — повторил я.　

Наступила пауза. Люди вокруг нас желали друг другу спокойной ночи и шли домой. Было четыре часа дня. Конники ложатся спать рано.　

— Я был у нее, — объяснил Джереми. — И сказал ей, что за деньги вы свою сестру искать не будете. Я ей посоветовал предложить вам что-нибудь другое.　

— Что же именно? — удивился я.　

С высоты своего роста Джереми рассеянно огляделся вокруг и сказал:　

— Вы ведь могли бы найти сестру, если бы постарались, верно?　

— Не думаю.　

— А я думаю — могли бы.　

Я не ответил, и он внимательно посмотрел на меня.　

— Ваша бабушка подтвердила, — снова начал он, что у нее вышла ужасная ссора с Кэролайн… вашей матерью… и что она выгнала ее из дома, когда та была беременна.　

— Моей матери, — медленно сказал я, — было всего семнадцать…　

— М-м. Совершенно верно. — Он улыбнулся. — Странная мысль, правда: ваша мать — и такая молодая бедная, беззащитная, хрупкая бабочка…　

Да, — сказал я.　

— Ваша бабушка говорит… она согласна… если вы будете искать Аманду, она вам скажет, почему выгнала Кэролайн. И еще скажет, кто ваш отец.　

— Господи!　

Я сделал два шага на ватных ногах, остановился, потом повернулся и уставился на него.　

— Вы что же — так ей и сказали? — требовательно спросил я. — Скажите ему, кто его отец, и он сделает все, что хотите?　

— Вы ведь не знаете, кто ваш отец, — сказал он рассудительно. — Но хотите узнать, так?　

— Нет, не хочу, — решительно ответил я.　

— Я вам не верю.　

Мы свирепо сверлили друг друга взглядами.　

— Любой человек хочет знать, кто его родители, — сказал он. — Это естественно.　

Я сглотнул подступившую слюну.　

— Она вам сказала, кто он?　

Он покачал головой.　

— Нет. Не сказала. Думаю, она вообще никогда никому этого не говорила. Ни единому человеку. Если вы не будете искать сестру, то никогда этого не узнаете.　

— Ну и гад же ты, Джереми, — сказал я беззлобно.　

Он смущенно поежился, но это было напускное. В его глазах вспыхнули огоньки, словно у шахматиста, поставившего мат противнику.　

— А я-то думал, — с горечью сказал я, — что адвокаты восседают за столами, а не носятся сломя голову, чтобы повлиять на старую леди.　

— Эта старая леди — мой Рубикон…　

Мне показалось, что он собирался закончить предложение по-другому, но в последний момент передумал.　

— А почему она не оставит деньги своему сыну? — спросил я.　

— Не знаю. Она вообще ничего не объяснила только сказала моему дедушке, что хочет отменить прежнее завещание, по которому все отходило ее сыну, и оставить новое в пользу Аманды. Конечно, ее сын будет оспаривать это решение. Мы ей об этом сказали, но все без толку. Она… э-э… упряма.　

— Ты встречался с ее сыном?　

— Нет, — ответил он. — А ты?　

Я покачал головой. Джереми снова обвел рассеянным взглядом ипподром и сказал:　

— Давай попробуем искать Аманду вместе. Мы бы мигом ее нашли, уверен. А потом, если хочешь, забирайся снова в свою берлогу и обо всем забудь.　

— Нельзя забыть о том, кто твой отец.　

Он метнул на меня острый взгляд.　

— Значит, согласен?　

Буду я ему помогать или нет, но он от своего не отступится, подумал я. Он опять будет донимать меня; читать программу скачек в газетах и вылавливать меня на ипподроме, и стоять над душой. Ведь он хочет доказать дедушке и дяде, что доведет дело до конца и сдержит слово.　

Что до меня… я почти согласился на его предложение. Причиной тому была тайна, окутавшая мое рождение. По крайней мере, теперь у меня появилась возможность узнать, что послужило причиной трагедии моего детства, отголоски которой слышались теперь, точно эхо ушедшей за горизонт бури, выяснить, из-за чего разразился скандал в тот день, когда я в новом костюме сидел в холле за белой дверью.　

В итоге я мог бы возненавидеть человека, давшего мне жизнь. Мог ужаснуться. Мог пожалеть, что вообще что-то узнал о нем. Но Джереми был прав. Раз представляется такая возможность… отказываться нельзя.　

Ну? — спросил он.　

— Ладно.　

— Вместе будем ее искать?　

— Да.　

— Вот и отлично! — просиял он.　

Я был другого мнения, но — уговор дороже денег.　

— Сможешь съездить к ней сегодня вечером? — спросил он. — Я ей позвоню, скажу, что ты приедешь.　

Он неуклюже нырнул в телефонную будку и в течение всего разговора не сводил с меня тревожного взгляда — боялся, что я передумаю и смоюсь.　

Однако вышел он расстроенный.　

— Черт, — сказал он, подойдя ко мне. — Я говорил с сиделкой. Миссис Нор было плохо, и ей сделали укол. Она спит. Сегодня посетителей не принимают. Надо звонить завтра.　

У меня на лице было написано чувство облегчения, и он это заметил.　

— Все это, конечно, хорошо, — сказал я. — А что бы ты сделал, если бы вдруг выяснилось, что своему существованию ты обязан любовным утехам девицы в кустах с молочником?　

— Ты так думаешь?　

— Примерно так. Всяко бывает, верно?　

— Все равно… — нерешительно сказал он.　

— Все равно, — покорно согласился я, — знать надо.　

Решив, что миссия Джереми завершена, я направился к автостоянке. Но я ошибся — он шел за мной в кильватере, правда, так медленно, что я оглянулся и подождал его.　

— Я еще хотел сказать о сыне миссис Нор, — сказал он. — Джеймсе.　

— Что же?　

— Я подумал, может, съездишь к нему? Узнаешь, почему его лишили наследства.　

— Вот как?..　

— Но мы же теперь вместе работаем, — поспешно добавил он.　

— Вот ты и поезжай, — предложил я.　

— Э-э… нет, — замялся он. — Как адвокату миссис Нор мне придется задавать вопросы, которые я задавать не должен.　

— А на мои вопросы этот самый Джеймс, стало быть, ответит.　

Из кармана черного пиджака он вытащил карточку.　

— Вот его адрес, — сказал он, протягивая ее мне. — А ты обещал помощь.　

— Уговор есть уговор, — согласился я и взял карточку. — Но ты все равно гад.　

Глава 8

От ипподрома до Лондона, где жил Джеймс Нор, расстояние вдвое меньше, чем от моего дома, поэтому со скачек я прямиком поехал к нему на Камден-Хилл. Всю дорогу я надеялся, что не застану его, но когда я нашел улицу и дом и нажал на кнопку звонка, дверь открыл человек лет сорока, который подтвердил, что он и есть Джеймс Нор.　

Естественно, он был немало изумлен, увидев перед собой неизвестного племянника, свалившегося как снег на его голову, однако, после недолгого колебания, все же пригласил меня в дом. Мы прошли в гостиную. Она вся была уставлена викторианскими безделушками, а от яркого цвета стен у меня зарябило в глазах.　

— А я-то думал, Кэролайн сделала аборт, — грубо сказал он. — Мать говорила, что избавилась от ребенка.　

Пухлый, с дряблым телом, маленьким ртом и каким-то скорбным выражением в глазах, он ничуть не походил на свою сестру. У него не было ни ее насмешливой легкости, ни грациозности, ни горячечной суетливости, и я сразу же ощутил возникшую между нами неловкость, с каждой минутой все больше и больше ненавидя поручение Джереми.　

Я объяснил ему, что разыскиваю Аманду. Поджав губки, он слушал меня с нарастающим беспокойством.　

— Старая грымза уже несколько месяцев твердит, что лишит меня наследства, — яростно сказал он. — С тех пор, как здесь побывала. — Он скользнул взглядом по комнате, в которой ничто не напоминало о моей матери. — 　Пока я бывал у нее в Нортэмптоншире, все было хорошо. А потом она вдруг заявилась сюда без приглашения. Старая грымза!